– Дык, аки же можно то, брате! Уши вянут!
– Не гутарь пощо зря! Ладно поёт! А с песней любо на всяко дело идтить!
Младший брат раздражал Разина пуще прочих. Робкий, неуверенный, при этом со скверным характером, смазливой и хитрой мордашкой, совсем не мужественный. Если кто-то в детстве или юности пытался учинить ему взбучку, то он грозился именем брата, и обидчик, как правило, отставал, не желая иметь дела с грозным Степаном. Один раз Фрол заспорил с огромным молодым казаком Демьяном из-за какой-то девки. Он бросил Демьяну фразу, что если тот не уступит ему, то за него заступится брат. Как только слухи об этом дошли до Разина, он сам приволок Фрола к Демьяну и сказал, что тот волен поступить с ним как сам пожелает. Демьян тогда хорошо отмутузил Фрола, так, что тот запомнил надолго. И после того имя брата упоминал с опаской.
Разину не хотелось брать брата с собой в поход, но он был уверен, что если Фрол надолго останется в станице один, то добром это не кончится. Слишком много он нажил себе врагов. Когда Степан ходил в последний поход пару лет назад, по возвращении он узнал, что Фрол неделю скрывается в степях: опять заспорил с кем-то. Но каким бы скверным человеком Фрол не рос, он всё равно приходился Разину братом. Тот не мог его просто так бросить.
Ой, лежить она славушка,Слава добрая, речь, речь высокая,Слава добрая, речь высокая.
– продолжал Филька.
– Ну, що, Ермил, далече исчо? – спросил кузнеца-проводника Ус.
Разин внимательно оглядел его: рваная чёрная папаха, старый потёртый зипун с заплатами, а поверх него дорогой пояс, наверняка украденный, за поясом – сабля со следами ржавчины. Из-под папахи точат грязные лохмы волосьев, под носом двумя копнами спадают к подбородку длиннющие усы, а на щеках вьётся кучерявая борода, к которой постоянно прилипают комья грязи. «Поглядишь: чистый оборванец», – думал Разин, но Василия выдавали глаза. В них читались и мудрость, и тоска, а если приходилось в них смотреть очень долго, то открывалась и какая-то чёрная неведомая глубина. Под глазами – паутина морщин. «Нема, друже, сякого взгляду у холопа не встретишь! И хоть речи ты гутаришь под стать голытьбе, токмо сам ты не из них… Смотри жо у мени! Усё одно, прознаю, кто ты!»
Аки было ты наш ДонУсё быстёр бежалА таперича ты наш ДонВозмущенный стал.
– Нема, недалече, аки батя баял! Скоро у Бесова Камня станем! – ответил Ермил. А Филька всё продолжал петь:
Помутилси ты наш ДонСверху донизу,Снизу доверхуРаспускал ты наш ДонЯсных соколов.
– А що ждёть тамо, Ермил? Ты про чудищ баял, да толком не пояснил! – обратился к кузнецу Разин.
Ясных соколовУсё донских казаковПо чужим землямПо турчине.
– Филька закончил песню, и все, кто сидел в его лодке, теперь могли слышать Ермила.
– Псоглавцы тамо почивают! Но пробудятси оне токмо, ежели кто порешит шолом украсть!
– А ты, поди, не дашь им пробудитьси?
– Да, баял я, Степан Тимофеич, заговор мне ведом нужный!
– Сяк прочти заговор-то!
– Нетушки! Нема! Не можно сяк! Заговор токмо я ведаю и прочту его в тайнике!
– Э, ты сыч акий! А вдруг забудешь?
– Дык, аки же я его забуду, ежели кажну ночь замен молитвы повторяю!
– Казак молчить, а усё знает! – крякнул с соседней лодки дед Петро.
– А що, Ермил, станется, ежели не прочесть заговора? – оскалился в улыбке Авдей. По нему было видно, что он пуще других спутников Разина, не верит в существование тайника.
– Беда-бедовая станется! Пробудятси псоглавцы и пойдут разбойничать по сёлам и весям, шолом рыскать будут, ежели от них далече сокрытьси! А за собой поведуть алапесов, всадников чёрных, прислужников зла лютого… А имени того зла и называть не стану! Запретно оно и проклято!
– А чагой алапесы те натворят? – продолжал скалиться Авдей.
– Много дел худых натворят! Голод принесут, моровую язву да прочие беды!
– А ежели заговор прочесть, значить, сяк почивать и будут?
– Да то неведомо мени… Батя баял, що почивають оне, ежели шолом рядом.
– А, ну обожди, Ермил! – вмешался Разин. – Енто жо аки складываетси! Псоглавцы твои да алапесы всё едино пробудятси и шолом станут рыскать.
– Сяк и будеть!
– А на що жо тады нам твой заговор?
– А тутова и хитрость, Степан Тимофеич, я заговор прогутарю, дабы они не пробудились, покудова мы в тайнике будем, а ты шолом сразу на головушку надень, он то тобе Сварожьим гласом и пробает, аки дале быть.
– А коль не пробает, то псолглавцы порешат всех! – прыснул Авдей и глупо захохотал.
– Дурень ты немытый! Енто ж отец наш, Сварог! Не можно, дабы он не пробаял, детей своих защитой обделил! Не бывать тому!
Налетел лёгкий ветерок. Казаки все, как один, поёжились. Кончался сентябрь. День был облачный и нежаркий. Деревья в непролазных лесах вдоль берегов Растеряевки пожелтели. Разин смотрел по сторонам и соглашался, что пробраться через эти заросли было, если не невозможно, то крайне затруднительно. Проходить на лодках через камыши также было нелегко, но так хоть что-то удавалось. Хоть и медленно, но за день они проложили путь почти на две версты5, оставляя в некоторых сплошь заросших местах свободную водную прогалину. Два раза ходу лодок мешали бобровые плотины. Приходилось вылезать в воду, руками разбирать их и ждать, пока вода с верхнего яруса сольётся в нижний. В обоих случаях это делал Иван Молчун, обладавший недюжинной силой, имевший огромные руки и плечи, сам весивший не меньше семи пудов6. Фрол продолжал ворчать, а Филька петь песни.
Наконец Ермил привстал на ноги, указав пальцем вдаль:
– Вот и он! Бесов Камень!
Вдалеке за камышами показалась скала исполинских размеров. Среди мягких песчаников она выглядела неуместно и устрашающе. На вершине виднелись два каменных нароста, напоминавшие рога. Дед Петро перекрестился по-раскольничьи, двумя пальцами. Глядя на него, неуверенно повторил жест Филька. А потом и Фрол, но уже троеперстием. Авдей как обычно ухмыльнулся, а Иван промолчал.
– Не боязно, Степан Тимофеич? – с лёгкой улыбкой спросил Василий.
– Мени то що боятьси? У нас жо Ермил, ему заговор ведом! – спокойно ответил Разин. А сам подумал: «А тайник-то, кажись, и взаправду есть! А то и краше выйдет! Молва звучней пойдёт…»
– Тот не казак, кто боитси собак! – запричитал дед Петро, будто бы и не он перекрестился первым.
– Вот и поглядим на собак тех! А, ну к берегу, браты, правим! – скомандовал Разин, – Прям за ентот Бесов Камень и зайдём!
Казаки подвели лодки к берегу и вышли на сушу. Со всех сторон зловещую скалу с рогами обступили заросли, ещё более густые, чем шли до этого по берегу. Ветви дерев и кустарников словно сплелись между собой, создавая непроходимый заслон.
– Ну, Ермил, и куды таперича? – спросил Разин проводника.
– А мени пощо ведомо? Рыскать нужно Бесово Логово.
– Ин где жо его рыскать? – уже без ухмылки запричитал Авдей, – Тутова ветви, що сеть паучья! Их токмо саблями и рубить осталось.
– Василий, пищаль наготове храни! – приказал Разин, – А ты, рылешник, замолкни! – обратился он к певцу.
– А на що пищаль, брате? – робким голосом спросил Фрол.
– А чорт ведает, мож здесь ведмеди водютси! Ишь глушь какая!
– Ведмеди? – испугался Фрол ещё больше.
– Казак смерти не боитси, он богу нашему снадобитси! – попытался подбодрить его дед Петро, но получилось это плохо.
Казаки осматривали берег. Разин запретил далеко уходить и теряться из виду, тем более лезть в чащу. Земля была устлана опавшей пожухлой листвой. Травы также потеряли цвет. Картина могла бы ожить под солнечными лучами, окрасив местность в золотые краски, но день выдался довольно мрачный.
– Сюды, сюды, браты! – раздался голос Ермила, – Дык нашёл ведь!
Все кинулись на его голос. Кузнец стоял с оборотной стороны скалы и указывал на камень высотой почти в сажень7.
– Проход тамо! Камень надобно сдвинуть!
– Да що там баять, аки его сдвинуть то можно? – опять заголосил Авдей.
– Довольно лясы точить! – гаркнул Разин, – А ну, подмогни дюже! Иван, Фрол, Филька, налегайте тож! Василий, пищаль деду дай, и к нам!
Шестеро казаков налегли на камень, но он не поддавался. Ермил в это время стоял в стороне, обратив взгляд к небу и воздев руки вверх.
– Свароже, Отче наш, огнем ясным очисть тела и души людьёв, тобе славящих, кои нужду теплють в сём, и отвори двери свои во блага благие!
Как только Ермил закончил молитву камень с лёгкостью пополз по земле в сторону, точно на полозьях. За ним открылась чёрная дыра прохода. Казаки застыли в замешательстве. Дед Петро, Филька и Фрол опять перекрестились.